Последствия правды. Истории трех заявителей о коррупции

«Раньше я работал на власть, — так начинается автобиография Эдварда Сноудена, — но теперь я работаю на благо общества».

В 2013 году Сноуден стал самым известным в мире заявителем о коррупции, когда организовал утечку сверхсекретных документов о том, что Агентство национальной безопасности США (АНБ) вело массовую слежку за американцами в Штатах и за иностранными должностными лицами за рубежом.

Сейчас Сноуден живет в России, но вокруг его фигуры продолжаются споры. Для некоторых, включая Министерство юстиции США (ведомство предъявило ему официальные обвинения), он предатель. Для других — герой, который вскрыл «ужасающий масштаб глобального контроля со стороны спецслужб».

За последние годы было еще много громких дел, связанных с заявителями о коррупции. Бывший аналитик армии США Брэдли Мэннинг (позднее он сменил пол и взял имя Челси Мэннинг. — Прим. ред.) получил скандальную известность после того, как передал сотни тысяч документов для публикации в WikiLeaks. В другой ситуации утечка отчета из разведслужбы США запустила процедуру импичмента президента Дональда Трампа.

Раскрытие тайных сведений имело колоссальные последствия для облеченных властью людей, но и сами информаторы заплатили огромную цену: Сноудену пришлось бежать с родины, Мэннинг почти семь лет просидел за решеткой, а Трамп публично, в своем Twitter, назвал имя заявителя о коррупции, сообщившего о его неприглядных действиях.

Психолог Брита Бьоркело из колледжа при Университете полиции Норвегии изучает феномен заявителей о коррупции. По ее словам, решение сообщить о сомнительных с точки зрения морали или явно противозаконных делах часто заставляет людей переосмыслить собственные взгляды на справедливость.

«По сути, переворачиваются все базовые представления о том, что принято в этом мире», — поясняет она.

Во многих странах нет законов, защищающих заявителей о коррупции. Но и там, где такие законы есть, разоблачителям мстят.

Жаклин Гэррик, основатель организации «Заявители о коррупции для Америки» (Whistleblowers for America), помогает добровольным обличителям сомнительных практик.

«Как известно, драматические ситуации, пережитые участниками боевых действий, могут привести к посттравматическому стрессовому расстройству, — говорит Гэррик. — Однако в случае с заявителями о коррупции люди хуже осознают, что психологические травмы часто тяжело отражаются на личности».

Решение выступить заявителем о коррупции может разрушить карьеру. Как рассказал Ирвин Маккалоу, адвокат в правозащитном объединении «Проект за подотчетность власти» (the Government Accountability Project), его организация рекомендует потенциальным заявителям о коррупции посоветоваться с семьей, прежде чем пойти на это.

«Вряд ли можно представить бо́льшую изоляцию для человека, если на работе все испытывают к нему неприязнь, а коллеги и друзья от него отвернулись», — поясняет Маккалоу.

Заявитель о коррупции Йоханнес Стефанссон на фото с экс-министром рыболовства Намибии Бернардом Эсау — одной из ключевых фигур скандала, известного как Fishrot («Рыба с душком»). (Источник: Йоханнес Стефанссон)

В конце 2019 года Йоханнес Стефанссон, бывший глава намибийского подразделения исландского рыбопромыслового гиганта Samherji, раскрыл ситуацию, ставшую одним из самых громких скандалов в мировой рыболовной отрасли.

Через WikiLeaks Стефанссон обнародовал больше 30 тысяч конфиденциальных документов о том, как его компания, судя по всему, платила взятки крупным чиновникам за преференции в доступе в воды Намибии. Это дело теперь известно как афера Fishrot («Рыба с душком»).

Позже расследования OCCRP и организации Finance Uncovered также выяснили, что Samherji уменьшала налоги, выводя прибыль из Африки в юрисдикции с низким налогообложением — например, на Кипр или Маврикий. Кроме того, наш медиапартнер, издание The Namibian, узнало о 27 объектах недвижимости на общую сумму свыше двух миллионов долларов США, купленных пятью главными фигурантами скандала как раз в тот период, когда, предположительно, совершались закулисные сделки.

«Samherji выжимала соки из экономики Нигерии и скрывала все свои незаконные доходы. Они грабили намибийский народ и должны ответить за это», — сказал Стефанссон в разговоре с OCCRP.

Он утверждает, что с тех пор, как он покинул компанию, на его жизнь неоднократно покушались. С 2017 года он вынужден скрываться, к нему приставлена охрана.

По словам Стефанссона, его травили ядом «систематически… руками кого-то, кто был рядом» с ним после его ухода из компании. Он говорит, что из-за этого у него до сих пор серьезные проблемы со здоровьем. Предъявленное им письмо от доктора подтверждает, что с февраля 2017 года его лечили «из-за симптомов, вероятно, связанных с остаточными явлениями от отравления ядом», которые не позволяли ему работать.

Стефанссон не раз заявлял, что ему угрожали люди, связанные с руководителями Намибии, после того, как он раскрыл свои данные. Несколько раз кто-то пытался проникнуть в его дом, а однажды ночью в Кейптауне он и его охранники чуть не попали в перестрелку.

По мнению заявителя о коррупции, есть вероятность, что он отправится в тюрьму за причастность к той схеме с подкупом, но пока против него нет официальных обвинений ни в Намибии, ни в Исландии.

«Я для самого себя нашел разрешение той ситуации уже давно, — говорит Стефанссон. — Я полностью с народом Намибии и выступаю за благо народа Намибии».

В компании Samherji отвергли обвинения Стефанссона в подкупе как «ложные», а самого его назвали «обиженным сотрудником». Ее официальная представительница Маргрет Олафсдоттир сообщила, что Samherji в этом году девять месяцев проверяла информацию Стефанссона, особо упомянув, что против компании и ее сотрудников не выдвигали обвинений.

«Samherji провела доскональное расследование, чтобы понять, есть ли хоть какие-то основания для подобных слов, и выяснила, что верным будет утверждать обратное», — написала Олафсдоттир OCCRP в электронном письме.

Она подтвердила, что Samherji занималась «налоговым распределением» с целью снизить фискальную нагрузку, но одновременно указала, что «методы налоговой оптимизации компании практикуют постоянно в любой точке мира».

Заявитель о коррупции Александар Обрадович, находясь под домашним арестом, с балкона приветствует протестующих, которые требуют его освобождения. (Источник: Джордже Джокович)

В живописном городе Валево на западе Сербии оборонное предприятие «Крушик» производит множество оружия — от ручных гранат и минометных снарядов до авиабомб и противотанковых мин.

Однажды в сентябре 2019 года к заводу подъехала вереница джипов с полицейскими и сотрудниками госбезопасности, которые арестовали одного из начальников, подозревая его в разглашении коммерческих секретов. Ему грозит десять лет тюрьмы.

Однако эпопея Александара Обрадовича началась за пять лет до этого, когда одного из членов правящей Сербской прогрессивной партии назначили гендиректором предприятия.

Новый директор начал конфликтовать с персоналом, и, по словам Обрадовича, на заводе, где работали 3200 человек, возникла «атмосфера напряженности и страха». Видя это, Обрадович стал фиксировать примеры неумелого руководства, а когда его повысили в 2017 году, среди собранных им данных уже были доказательства финансового мошенничества.

Еще через год журналисты объединения BIRN сообщили, что отец шефа МВД Сербии Бранко Стефанович организовал для «Крушика» сделку по продаже оружия саудовской компании. Журналисты ссылались на документы о том, что Стефанович закупил продукцию завода по цене, которую один чиновник Минобороны назвал «необоснованно низкой, близкой к убыточной».

Также появились сообщения о том, что «Крушик», вероятно, манипулировал данными о продажах, желая скрыть преференции для фирмы Стефановича, и что боеприпасы завода попадали к боевикам ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация. — Прим. ред.) в Йемене.

Вскоре Обрадовича раскрыли как источник утечки документов. На фоне давления со стороны СМИ и общества его перевели из следственного изолятора под домашний арест, где, по его словам, он находился больше двух месяцев. Он рассказал, что его отстранили от работы, оставив лишь четверть зарплаты, и что он остается подследственным.

В Сербии мнения по поводу дела Обрадовича разделились. Провластные СМИ утверждают, что он пытался отомстить за увольнение с завода его матери, но многие видят в нем защитника общественных интересов и протестуют против «карательных мер».

Хотя до сих пор обвинений ему не предъявили, Обрадович признается, что мир, в котором он жил, изменился до неузнаваемости.

«Я по-прежнему простой человек со своими плюсами и недостатками, который теперь, однако, живет в стрессе и напряжении и хочет защитить семью и жить нормальной жизнью, насколько это возможно в этих обстоятельствах».

«Мы отдаем себе отчет в том, где мы живем, что при этом политическом режиме любой, кто мыслит иначе, будет сталкиваться лишь с нападками, унижением и шантажом», — уверен он.

Оборонное предприятие «Крушик» не ответило на просьбу прокомментировать ситуацию с Обрадовичем.

«Уничтожившая» компанию Enron Шерон Уоткинс произносит присягу перед тем, как дать показания американским конгрессменам. (Источник: «Рейтер» / Уин Макнами)

«Я не знаю другого заявителя о коррупции, у которого история с таким же позитивным финалом, как моя. Для меня все обернулось довольно благополучно, а для многих — нет», — говорит Шерон Уоткинс.

Уоткинс была вице-президентом отделения компании Enron — когда-то одного из крупнейших поставщиков электричества и природного газа в США. Она наткнулась на доказательства того, что боссы компании обманывают надзорные органы с помощью фиктивных активов и двойной бухгалтерии.

В августе 2001 года Уоткинс анонимно отправила служебную записку гендиректору Enron Кену Лэю, предупреждая, что компания, возможно, загнала себя в скандальную ситуацию. Она едва ли могла представить, что после этого одна из крупнейших корпораций Америки рухнет за считаные недели.

«Говоря о том, что произошло, я часто сравниваю это с “Титаником”», — поясняет Уоткинс.

«Компании сложно остаться на плаву, когда бухгалтерией так манипулируют. “Титаник” тоже в какой-то момент был уже обречен. Но пассажиров еще развлекал оркестр, люди спокойно прогуливались, не подозревая об опасности».

Когда вскоре после своей служебной записки Уоткинс лично встречалась с Лэем, ее поразила его очевидная неспособность понять катастрофические последствия того, что устроил главный финансист компании Эндрю Фастоу.

«После примерно двадцати минут нашей беседы он взглянул на меня и сказал: “Но Энди — он же хороший финансовый директор?” — рассказала Уоткинс. — Я не верила своим ушам: я сидела и объясняла ему, что его финдиректор подделывает отчетность, а в ответ у меня спрашивают моего мнения насчет того, хорошо ли тот справляется со своей работой».

События начали разворачиваться стремительно. Когда поползли слухи о том, что у Enron большие проблемы, ее акции обвалились. В октябре Комиссия США по ценным бумагам и биржам объявила, что начинает расследование, и еще до декабря компания подала на банкротство.

Первым инстинктивным желанием Лэя было уволить Уоткинс (в Техасе тогда не было законов о защите заявителей о коррупции), но юристы компании отговорили его, сказав, что суд плохо это воспримет.

В конце концов людей из Enron вызвали на слушания в конгресс. На основе показаний Уоткинс прокуратура завела дела, по которым был осужден 21 человек. Лэя тоже признали виновным, но он избежал тюрьмы — бывший шеф Enron скончался в ожидании приговора.

Уоткинс вспоминает не только неприкрытую враждебность топ-менеджмента к ней, но и поддержку от рядовых сотрудников. Пресса тоже была на ее стороне; в итоге ее изображение среди прочих появилось на обложке журнала Time под заголовком «Герои года: заявители о коррупции».

Впрочем, Уоткинс осознает, что во многом ей повезло: «Меня вознесли на некий пьедестал, при этом очень многих просто изгоняют с работы, и общество даже не знает их имен».