Лима, Перу (16 августа 2017 года). Мы с коллегой Стеваном Дойчиновичем стоим на окраине Лимы перед высокими металлическими воротами, увитыми колючей проволокой, и наша затея нравится нам все меньше.
Я собираюсь выдать себя за проститутку и проникнуть в тюрьму особого режима. Это единственный способ пройти мимо вооруженной до зубов охраны и взять интервью у Зорана Якшича, одного из главарей банды наркоторговцев, известной как группировка «Америка».
Власти Перу, Германии, Греции и Аргентины, а также Управление по борьбе с наркотиками США говорят, что Якшич — одна из ключевых фигур в мировой торговле кокаином.
В 2016 году перуанская полиция по борьбе с наркотиками установила, что он отправил в Европу через порт Кальяо более тонны высококачественного кокаина. Сейчас Якшич отбывает 25-летний тюремный срок.
План простой. Сегодня среда, «семейный день», когда заключенных могут навещать женщины (мужчины приходят по воскресеньям). Я надеюсь, что смогу слиться с толпой, и мне не станут задавать лишних вопросов.
Проблемы начинаются сразу. Когда я подхожу к воротам, мужчина в рубашке с узором в виде пальмовых листьев предупреждает: «В тюрьму в таком виде не ходят!»
— Ну конечно, — отвечаю я и иду дальше.
Пять минут спустя я понимаю, что он был прав. Мои зеленые брюки и черная футболка вызвали у охранника подозрения. «Раз ты женщина, — сказал он, — одеваться надо соответственно». Полиция моды как она есть.
Я стою перед самым входом и не знаю, что делать.
Неподалеку я замечаю киоск с поношенной одеждой, там можно раздобыть наряд, подобающий женщине, которая пришла навестить мужа в тюрьму: детская синяя футболка с надписью Yankees, мини-юбка со смелым разрезом и золотистые шлепанцы, усыпанные стразами.
Охранник молча одобрительно кивает.
День выдался холодный и пыльный. Женщины выстраиваются в длинную очередь на регистрацию. В отличие от меня они, похоже, прекрасно знают, что делать. «Здравствуйте. Извините, я тут в первый раз, — говорю я. — Что сейчас происходит? Чего мы ждем?»
Эти женщины неколебимы, как стены тюрьмы. Они приходят сюда каждую неделю, приносят своим мужчинам еду и чистую одежду. Моя соседка объясняет, что к чему. Она проверяет, есть ли у меня документы, и заглядывает в мою сумку — если там обнаружится что-нибудь запрещенное, на входе у меня могут быть проблемы.
Наконец охранник проверяет мой паспорт, ставит штамп мне на руку и отправляет во вторую очередь за еще одним штампом. Пока он записывает мои данные в журнал, второй охранник пытается сохранять серьезность. Но ему слишком любопытно: «Что вы тут делаете? — спрашивает он. — К кому пришли? Почему у вас всего два имени, а не три или больше, как у всех нормальных женщин? Откуда вы? Ну и как там живется? А учебники там сколько стоят?»
Когда я говорю, что пришла к Зорану Якшичу, он хохочет.
— А Зоран знает, что вы придете?
— Нет, — говорю я, — это сюрприз.
Тут я понимаю, что преподносить сюрпризы человеку, связанному с организованной преступностью, — не лучшая мысль. Но я уже отдала паспорт охранникам, а десяток женщин подталкивает меня ко входу.
— А где искать Зорана?
— В корпусе A1, — отвечает охранник.
Не успеваю я пройти по обнесенному решеткой коридору, как охранник меня догоняет.
— Эй, — шепчет он, — а где propina?
— Что? Propina?
Я не понимаю. Неужели он вот так открыто требует у меня взятку?
Я отвечаю первое, что приходит в голову: «Я иду к Зорану. Я ничего не должна платить».
Само собой, я не знакома с тюремными порядками Перу. Но уловка работает, и я иду дальше.
Корпус A1 — безликое бетонное строение с толстыми стенами, редкими окнами и крошечными камерами, в которых полно заключенных. Во дворе стоят пластиковые стулья для посетителей. Но мой визит пройдет в более интимной обстановке.
Один из заключенных, Чино, ведет меня через двор. Другой заключенный провожает меня до камеры Якшича. Охранников поблизости не видно. Я пытаюсь убедить себя, что толстые одеяла на дверях камер — для защиты от сквозняков.
Словно лакей Якшича, мой спутник стучит в металлическую дверь.
— Зоран, к тебе пришли.
— Я никого не жду, — отвечает голос изнутри.
— А вы кто? — спрашивает меня лакей.
— Я… Я Павла. Из Европы… из Праги.
Я знаю про Якшича всё. Я прочитала всё, что можно найти о нем и его группировке, я провела множество часов, отслеживая их финансы, поездки и судебные процессы. Но он обо мне никогда не слышал.
Пару секунд спустя я слышу, как открывается замок. Из-за двери выглядывает обритый наголо мужчина и с удивлением смотрит на меня.
— Чего вам надо?
— Я журналистка, хочу поговорить о вашем деле, — говорю я, стараясь вести себя естественно.
— Ненавижу журналистов, — отвечает он. — И интервью не даю!
Я чувствую, как по спине стекает первая капля холодного пота. Я иду на риск, надеясь, что Якшич будет рад любой возможности скрасить скуку. «Может, тогда просто посидим и поболтаем?» — спрашиваю я. Дверь открывается. Якшич впускает меня в камеру, лакей испаряется.
Очевидно, что Якшич — не простой заключенный. И не только потому, что он светлокожий и около двух метров ростом, что в Перу встречается нечасто. Лишь те, у кого есть деньги, могут позволить себе отдельную камеру с личной уборной.
Кроме того, у Якшича два смартфона. Местная полиция сказала нам, что он продолжает вести дела из тюрьмы. Теперь понятно, как ему это удается.
Камера оформлена, как диско-клуб девяностых: черный кафель, белые кожаные подушки, пушистый плед с тигровым принтом. Я сажусь на табуретку, ежась от холода в откровенном наряде. Якшич придвигает небольшой электрообогреватель к моим дешевым шлепанцам и протягивает мне стакан воды. Я пытаюсь начать беседу, не упоминая то, что меня по-настоящему занимает: суды, кокаин, наркокартели, отмывание денег и так далее.
В итоге я выдаю глупейший вопрос:
— Вам тут чего-нибудь не хватает?
— Не сказал бы, — отвечает он с неожиданной искренностью. — Здесь всё можно купить. У меня есть телевизор. Снаружи мне приносят любую еду. Бутылка виски стоит сто долларов плюс взятки. У меня даже французский парфюм есть.
Он брызгает туалетной водой мне на запястье. В воздухе повисает запах бабушкиного лака для волос.
Позже я узнаю, что еще он может купить. Чаще всего в списке посетителей Якшича значатся дорогие проститутки из Сербии и Черногории. Они приезжают парами и обычно остаются больше, чем на 14 часов.
— Книги у меня тоже есть, — говорит он и предлагает взглянуть. Чтобы развеяться, он читает «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки. Так странно для заключенного, тем более для наркобарона, читать философские размышления древнеримского стоика.
Возможно, впервые в жизни мне пригодились знания об античной литературе.
— Вам нравится Сенека? — спрашиваю я. Лично я считаю его нудным, но упоминать об этом не стоит.
— Да, нравится. Я даже выписывал цитаты, когда сидел в прошлый раз.
Он показывает лист бумаги, исписанный бисерным почерком — это больше похоже на тайный шифр, чем на конспект.
«Одна страница потерялась, так что я решил перечитать книгу», — объясняет он.
Якшич давно интересуется философией. В 2009 году его арестовали в аэропорту Барселоны. Помимо поддельного удостоверения личности и страхового полиса испанская полиция обнаружила у него кипу бумаг, исписанных выдержками из трудов Ницше и Канта. Также у Якшича был тщательно составленный список классической литературы, где книги были сгруппированы по странам происхождения авторов.
В разговоре мы обсуждаем Пелопоннесскую войну, Фукидида и Древнюю Спарту. Якшич убежден, что черногорцы — прямые потомки спартанцев и ведут себя соответственно. Мы обсуждаем наследие и происхождение европейских народов: чехи — кельты, а не славяне, говорит он. А как насчет болгар и сербов? И какой алфавит самый древний?
Пытаясь перевести разговор на что-то более криминальное, я рассказываю ему про охранника, который просил у меня взятку, а я отказалась платить, сославшись на то, к какой важной персоне я иду. «Они выкатят мне счет, не сомневаюсь», — смеется он.
Единственная лампочка, освещавшая камеру, гаснет, и мы остаемся в темноте. Я и так в ужасе, а теперь мне в голову начинают лезть ужасные сценарии развития событий. «Не волнуйтесь, я вас не убью, — сухо говорит он, открывая дверь, чтобы стало светлее. — Идем, выпьем кофе. Вас когда-нибудь приглашали выпить кофе в тюрьме?»
Якшич дает мне свою куртку. В тюрьме запрещены толстовки с капюшоном, объясняет он, но у него такая все равно есть, потому что здесь всё можно купить.
Когда мы идем по коридору, заключенные отворачиваются. Видимо, так распорядился Якшич — он не хочет, чтобы на его гостей глазели.
Во дворе много народу, но в импровизированном кафетерии для нас находится местечко. Никто не смеет занимать столик Якшича.
— Какой кофе вы пьете? — спрашивает он. — Эспрессо?
Пока мы пьем кофе, Якшич бегло рассказывает о других заключенных.
— Этого посадили на 18 лет, он ограбил банк. Этот получил 25 лет за убийство, но он никого не убивал, просто смотрел. А убийце дали 20 лет. Невероятно, — говорит Якшич. — Это Тибо, ему дали 13 лет за торговлю кокаином, но скоро его отправят домой, в Израиль. Эй, Тибо, это журналистка!
Тибо и Якшич хохочут. «Жур-на-лист-ка!» — задыхаются они от смеха, но не объясняют, в чем соль шутки.
Разговор заходит о сербском наркобароне Дарко Шариче, чешском преступнике Радоване Крейцирже и о том, как работает мировая наркоторговля. «Мы действуем так же, как и вы [в OCCRP], — объясняет Якшич. — Когда мне нужна информация о наркорынке Израиля, я звоню Тибо и спрашиваю: “Слушай, Тибо, а кто у вас в Израиле толкает крупные партии?” Мне ведь нужно понимать, что там к чему…»
Охрана кричит, что часы посещения окончены. Все потихоньку двигаются к выходу. Якшич провожает меня до обнесенного решеткой коридора — дальше ему нельзя.
— На воле я бы оставил вам куртку, чтобы вы не мерзли. Но здесь у меня нет другой, — говорит он. Мы обнимаемся на прощание.
— Спасибо за интересную беседу, — говорю я ему.
Улыбнувшись, как старому другу, я встаю в очередь на выход.
— Эй, — слышу я голос Якшича по ту сторону колючей проволоки. — Тот легавый, которому вы отказались платить, уже ищет меня!
