Обвиняют в коррупции? Меняй законы

Опубликовано: 18 Март 2019

В конце 2016 года волны крупнейшего в истории Бразилии коррупционного скандала наконец докатились до властной элиты.

Demonstration of support for Lava Jato probe, Sao Paulo, December 4, 2016; Photo by The Photographer (CC BY-SA 4.0)

Массовая акция в поддержку расследования «Автомойка». Сан-Пауло, 4 декабря 2016 года. (Фото: The Photographer (CC BY-SA 4.0)

Операция Lava Jato, или «Автомойка», набирала обороты, и в сети следователей попадалась теперь и «крупная рыба» — к примеру, лидер влиятельной Партии трудящихся Бразилии. Казалось бы, неприкасаемым «хозяевам жизни» — бизнесменам и политикам — вдруг приходилось ютиться втроем в крохотной тюремной камере.

Но вскоре, как они посчитали, выдался шанс вернуть все в привычное русло.

29 ноября в горах близ колумбийского Медельина разбился чартерный самолет. Погиб 71 человек, в том числе игроки бразильского клуба «Шапекоэнсе», летевшие в Боливию на первый матч финала Южноамериканского кубка по футболу.

Случилась трагедия национального масштаба, но ее законодатели Бразилии поспешили использовать в личных интересах.

В три часа ночи 30 ноября, пока потрясенные бразильцы оплакивали погибших, Палата депутатов (нижняя палата парламента) почти единогласно одобрила новый антикоррупционный законопроект.

Документ готовился давно, но «под шумок» народные избранники решили прямо перед голосованием внести ряд изменений. Они убрали из текста первоначальное определение «незаконного обогащения», а также пункт о защите заявителей о коррупции. Зато появилось новое положение, по которому следователей, инициирующих расследования по делу «Автомойки», можно было, по сути, привлечь к уголовной ответственности, если их расследования не заканчивались приговором.

Целью такой поправки было отбить у сотрудников юстиции охоту продолжать расследования, как считает Хосе Угас — перуанский эксперт по проблеме коррупции в Южной Америке и бывший глава управляющего совета Transparency International.

«Нигде в мире я ни о чем подобном не слышал», — признается Угас.

Когда о поправках узнали бразильцы, они, протестуя, вышли на улицы и в итоге заставили местный Сенат отклонить законопроект.

«Я бы назвал такую попытку протащить закон омерзительной», — говорит Угас.

Но при всей наглости подобных усилий случай этот далеко не единственный.

За последние годы противники коррупции в мире зафиксировали массу ситуаций, когда обвиняемые в злоупотреблениях политики не бежали из страны и не продолжали безнаказанно гнуть свою линию, а пытались «подкорректировать» закон, чтобы избежать следствия или тюрьмы.

Иногда такой подход срабатывает, а иногда — нет.

К примеру, в декабре 2017-го израильский кнессет законодательно изменил регламент действий полиции в ситуации громких коррупционных расследований. Как заявляют критики, изменения очень «пригодятся» премьер-министру Нетаньяху на фоне нынешних претензий к нему антикоррупционных органов.

В минувшем сентябре в Гватемале власти просто приказали не пускать назад в страну главу антикоррупционной комиссии под эгидой ООН. Ранее он поручил расследовать возможные финансовые преступления местного президента Джимми Моралеса.

Законодательные ухищрения «на благо власти» предпринимались и в других странах — Румынии, Перу, Украине и прочих.

Впрочем, по мнению части экспертов в области права, такие процессы — признак прогресса.

Уловки вместо вседозволенности

Но недавнего времени во многих странах безнаказанность властей была нормой. Большинство высших чиновников фактически неподсудны, а обвинения в коррупции (если такие и звучат) они попросту игнорируют.

Возьмем нынешнего чешского премьера Андрея Бабиша. Как утверждает прокуратура, он незаконно присвоил два миллиона евро из средств ЕС, когда с 2013 по 2017 год возглавлял Минфин. И хотя парламент дважды лишал его неприкосновенности на время расследований, Бабиш сохранил власть благодаря тесному союзу с президентом Милошем Земаном. Не обращая внимания на претензии к Бабишу, Земан в июне переназначил его на пост премьер-министра.

Но если у правителей не находилось столь надежных союзников, то всегда можно было попробовать сбежать из страны.

Сметенный с вершины власти Майданом 2014 года, экс-президент Украины Виктор Янукович скрылся в России. На обозрение следователей и простых граждан он оставил роскошную резиденцию к северу от Киева с плавучим обеденным залом в виде пиратского корабля и «художественными» слитками золота — скандально известными «золотыми батонами». Когда подробности закулисных дел Януковича объединили, оказалось, что за четыре года президентства он мог потратить на взятки до двух миллиардов долларов, причем получатели были самые разные — от начальников избирательных комиссий до Пола Манафорта, экс-главы предвыборного штаба Дональда Трампа.

Если же ни тот ни другой вариант обезопасить себя не подходит, обвиняемым в коррупции политикам остается еще одна «опция»: протащить через парламент «правильно сформулированные» законы.

Это сравнительно новое явление, как отмечает Роберт Кусумано — нью-йоркский адвокат, исполнительный директор организации Legal Horizons Foundation.

Но почему нет полного доверия к старым проверенным приемам — припугнуть стражей порядка парой расчетливых угроз или просто улизнуть с чемоданом денег?

Причин несколько.

Гнев народный

Хосе Угас констатирует, что в обществе стали чаще выражать недовольство коррупцией и безнаказанностью. А когда люди готовы протестовать на улицах, власть поневоле должна выказать готовность решать проблему.

Публицисты Томас и Кристофер Кэрозерс, пишущие для журнала Foreign Policy, утверждают, что за последние пять лет более чем в десяти процентах стран мира власть сменилась из-за массового народного недовольства; причем в странах, резко непохожих друг на друга: Исландии, Перу, Малайзии. (Один из пишущих авторов — вице-президент исследовательских программ Фонда Карнеги, другой — преподаватель программы Эшфорда в Гарвардском университете.)

Уже есть примеры, когда из-за обвинений в коррупции лидеры лишались власти и попадали под суд, как президент Мальдивских Островов Абдулла Ямин. В сентябре 2018 года он проиграл выборы, а в феврале был взят под стражу. До этого OCCRP опубликовал статьи о том, как за годы его правления десятки островов государства сдали в аренду международным отельерам без всякого тендера.

По словам Угаса, это признак большей информированности и сознательности общества.

«Люди [сейчас] отдают себе отчет в том, что верховенство права должно соблюдаться, никто не может ставить себя над законом, а безнаказанность недопустима», — пояснил он.

«Осознание связи между верховенством права и равенством перед законом с одной стороны и бедностью и правами человека с другой в конечном счете начинает мобилизовать граждан, и эта тенденция, как я вижу, сейчас усиливается», — добавляет эксперт.

Как ни странно, именно опасения гнева в обществе подтолкнули бразильский Конгресс к тому, чтобы предложить законопроект, угрожавший следователям по делам «Автомойки».

«Аналогичная ситуация была в Южной Корее, где и премьер-министру, и президенту пришлось сложить полномочия под давлением общества. Также мы наблюдали колоссальное единение и активность людей в Бразилии, Доминиканской Республике, Гватемале, Гондурасе. Это новое явление», — признает Угас.

Влияние мирового сообщества

Эксперты указывают еще на один фактор.

У международного сообщества сейчас больше, чем когда-либо, рычагов для того, чтобы подтолкнуть страны к реформам. Это могут быть некие преференции, к примеру, инвестиционные, увязанные с реальными преобразованиями. Международный валютный фонд (МВФ) выдает кредиты в зависимости от успеха реформ. Евросоюз предъявляет целый ряд условий странам — кандидатам на вступление в свои ряды — в частности, они обязаны сотрудничать с международными органами, такими как Интерпол.

Для таких структур, как МВФ и ЕС, «верховенство права» — одна из важнейших ценностей, как отмечает нью-йоркский адвокат Кусумано. Другими словами, все граждане, институты и организации в государстве должны подчиняться нормам права, а правосудие действует справедливо и одинаково для всех.

Согласно «копенгагенским критериям», обеспечение верховенства закона — ключевое условие для стран, желающих войти в ЕС. (В критериях прописаны и другие требования к кандидатам.) Это «общепризнанное мерило» справедливого государственного устройства, как говорит об этом Лоран Пеш — преподаватель, работающий, в частности, в Центре изучения международного и регионального экономического права и правосудия имени Жана Монне. Также МВФ официально называет верховенство закона одним из условий сотрудничества с фондом.

По словам Кусумано, с практической точки зрения это требование сигнализирует о том, что воспринимаемое положение с верховенством права может мощно влиять на экономику. Это определяющий фактор в вопросе о том, достойна ли страна вступить в ЕС или получать транши от МВФ, а для многих международных компаний это ориентир для принятия решения об инвестициях за рубежом.

Для МВФ, ЕС и транснационального бизнеса «верховенство права» — весьма удобный показатель, так как он существует вне партийных условностей: он указывает, насколько беспристрастно происходит правоприменение, а не на качество законов.

«Крупные компании из числа тех, что больше учитывают этическую сторону, теперь смотрят на верховенство закона… как бы глазами миссионеров, то есть отделяют его от самого содержания законов», — добавляет эксперт.

Акцентированное внимание в мире к верховенству права означает и то, что, если правители попирают закон — миллионами расхищают помощь от ЕС, подкупают чиновников избиркомов или дают прибежище насквозь коррумпированным беглым политикам, они тем самым создают угрозу для дальнейших инвестиций в свою страну.

Впрочем, для нечистых на руку политиков национальные интересы — не главное. Они понимают, что после того, как их страны попали в «эксклюзивные» гособъединения вроде ЕС, их оттуда уже вряд ли выставят. То есть потом коррупционеры смогут вновь попытаться протолкнуть законы, которые развяжут им руки или сделают «невинными» их прегрешения, если только недовольство народа им не помешает.

Пример этого можно было наблюдать в прошлом году в Румынии, государстве ЕС.

За лидером местных социал-демократов Ливиу Драгней за десятилетия его карьеры образовался впечатляющий шлейф коррупционных обвинений.

Ему приписывают создание мошеннической схемы с целью подтасовки итогов референдума. Утверждают, что он организовал однопартийцам зарплаты из бюджета. Кроме того, его подозревают в хищении более 20 миллионов евро из средств ЕС в его бытность председателем регионального совета жудеца (единица территориально-административного деления в Румынии. — Прим. ред.) Телеорман.

Драгню дважды лишали парламентского иммунитета, чтобы провести расследование, и казалось, что он шел прямиком к приговору и тюрьме.

Но в дело вмешалось Министерство юстиции: в январе 2017-го оно экстренно издало распоряжение, которое практически декриминализировало нетяжкие коррупционные преступления.

Как результат, тысячи людей вышли протестовать на улицы с ясным пониманием того, что указ был отчаянной попыткой дать Драгне шанс выйти сухим из воды. Министр юстиции комментировать ситуацию отказался, но недовольство в обществе росло, и в итоге румынский премьер распоряжение Минюста отменил.

Майра Мартини — координатор по информационной работе в Transparency International. По ее мнению, тот законодательный «маневр» — результат навязанной Румынии Евросоюзом программы реформ, которые страна выполняла чуть более десятилетия назад.

Мартини убеждена, что процесс реформирования тогда включал массу чисто внешних изменений, при этом глубокие преобразования почти не коснулись важных сфер государственного устройства — к примеру, избирательной и судебной системы.

Поспешность и поверхностность тех реформ оставили страну без надежной системы сдержек и противовесов и дали зеленый свет законотворческой чехарде, как говорит Мартини.

После вступления в ЕС в Румынии могли вновь менять законы в угоду местной политической элите. Однако элита недооценила гражданскую сознательность жителей.

Мартини считает этот пример предупреждением международным структурам, желающим максимально активно продвигать реформы.

«Думаю, надо перестать относиться к реформам как к чему-то, что можно сделать в одночасье и слепо переходить к другим реформам, не удостоверившись, что первые преобразования действительно прижились и поддерживаются», — отметила она.

Тысячелетняя ретроспектива

За минувший год набралась масса примеров того, как политики меняли (или пытались менять) законы либо манипулировали государственными институтами, чтобы не угодить в руки следователей или за решетку.

Тем не менее Роберт Кусумано уверен: это явление со знаком плюс. Желание поменять под себя закон — шаг вперед, если вспомнить, что политики зачастую просто плюют на претензии к ним либо спешно перебираются с набитыми карманами туда, где их не тронут.

«Глянем на отрезок в тысячу лет, — поясняет Кусумано. — Тысячу лет назад везде, где присутствовала человеческая цивилизация, не могло быть и понятия «независимая юстиция» — не подчиняющаяся королю или другому правителю».

«То есть налицо прогресс. Мы продвинулись до той стадии, когда для того, чтобы подрывать или манипулировать верховенством права или независимой юстицией, требуется определенная «изобретательность».

Над статьей также работала Люси Папахристу.